Жомини. Политическая и военная жизнь Наполеона

На главную

          Белые аристократы охотнее вступали под знамена Англии, чем расставались со своими правами и преимуществами. Думая спасти колонии и привязать к себе жителей [колоний], Сантонакс⁽¹⁾ объявил независимость негров на дымящихся развалинах Капа; но этим он только увеличил кровавые беспорядки.

          Благодаря множеству наборов в эмиграции, вакансии беспрестанно открывались и производство шло быстро. В 1792-м году, мне "предложили начальство над батальоном национальных волонтеров, назначенным в сардинскую экспедицию, я согласился. Артиллеристы надо мной смеялись, но я заранее уже рассчитал все ступени, по которым скорее можно было добраться до высшей власти, и первый шаг был сделан. Возвратясь из экспедиции, я снова перешел в артиллерию штаб-офицером. Мне было тогда двадцать четыре года.

          В это время я был еще всей душой республиканец; меня пленяли и увлекали подвиги греков и римлян. Опытность в делах и знание людей скоро образумили меня; но я верил еще, что можно, не отнимая свободы народной, удержать силу властей и законов.

          До осады Тулона я вел жизнь незначащую. Тут, в звании батальонного командира, я уже мог иметь некоторое влияние на успех осады, при которой был младшим начальником артиллерии. В конце августа 1793-го года, когда Тулон и Флот наш преданы были изменою союзникам, Лион также поднял белое знамя. В Лангедоке и Провансе междоусобная война была еще не совсем закончена. Испанская армия, перейдя Пиренеи, заняла Руссильон. Армия пьемонтская перешла Альпы и стояла у Шамбери и Антиба. Союзники не понимали всей важности своего завоевания. Если бы тридцать тысяч бывших тут сардинцев, неаполитанцев, испанцев и англичан присоединились в Тулоне к двенадцати тысячам, там находившимся, то они бы могли приступить к Лиону, примкнув правым флангом к пьемонтской, а левым к испанской армии. Шесть недель прошло в сборе войск и приготовлениях к осаде. 15-го октября был созван военный совет под председательством члена конвента Гаспареня⁽²⁾. Читали план осады Тулона, одобренный комитетом инженеров и составленный знаменитым д'Арсоном. Я противоречил, и предложил другой, гораздо простейший. Весьма вероятно было, что союзники не бросили бы двенадцати тысяч войск своих в Тулоне, если бы мы успели овладеть двумя укреплениями, обстреливающими вход рейда с обеих сторон, и при первой опасности потерять сообщения с английским флотом, гарнизон был бы принужден оставить крепость, или сдаться в плен. Если бы этот план тогда же приведен был в исполнение, мы легко и скоро достигли бы своей цели; но медлительность наша дала неприятелю время построить форт Мюльгрев. Несмотря на это, когда предложение мое было принято, мы, не разрушая крепости, в один месяц овладели ею. 18-го декабря мы вступили в Тулон, но успели спасти только половину эскадры; остальная же часть, арсенал и верфь были сожжены вечными врагами нашей славы и благоденствия.

          Произведенный в бригадные генералы, я послан был в начале 1794-го года в итальянскую армию, начальником артиллерии. Главнокомандующий наш генерал Дюмербион⁽³⁾ был человек бездарный и уже пожилой. Начальник штаба его, человек ученый, но также весьма посредственный. Война тянулась без всякого искусства в приморских Альпах. Предложенный мною план обойти знаменитую позицию при Саорджио был выполнен с большим успехом. Я сделал новое предложение: соединить под Кони альпийскую и итальянскую армии, благодаря этому мы легко овладели бы Пьемонтом и без большого затруднения достигли р. По. Начальник штаба альпийской армии восстал против этого, потому что соединив обе армии, нужно было уже зависеть от одного общего начальника; а оба генерала желали предводительствовать; к тому же нужно было испрашивать согласие комитета общественного спокойствия, который хотел из Парижа управлять войною.

          Между тем я довел итальянскую армию до Савоны и Чевы, избавив этим движением Геную от угрожавших ей войск коалиции. Наступление зимы и новые, строгие предписания комитета остановили наши дальнейшие действия.

В то же время другая французская армия, состоявшая из трехсот тысяч человек, заняла Бельгию и Пфальц, разбила союзников при Тюркуене , Флёрюсе и Кайзерслаутерне, на Урте и на Роёре; отбросила англичан , голландцев , австрийцев и пруссаков за Рейн , и вступила торжественно в Брюссель, Антверпен и Маастрихт. По льду переправились войска наши чрез Вааль и Маас, и торжественно вступили в Амстердам, Кельн и Кобленц. Другие две армии, под начальством Дюгомье⁽⁴⁾, Периньона,⁽⁵⁾ и Монсеё⁽⁶⁾ , заняли Каталонию и Бискайю после двух блистательных побед при Фигьере и Сан-Марсиале. Наконец, стотысячная армия, посланная против роялистов, с трудом усмиряла Бретань и Вандею.

          Но между тем, как республиканское оружие торжествовало на всех границах Франции, флот наш понёс страшное поражение. Мы терпели голод; в Бресте ждали припасов из Америки, и двадцать пять линейных кораблей выступили на встречу, чтобы обеспечить ввоз продовольствия в гавань. Английский адмирал Гау предводительствовал такими же силами. Жан-Бон-Сент-Андре⁽⁷⁾ принудил Вилларе Жойёза⁽⁸⁾ к сражению. Экипаж наш состоял из небольшого числа старых моряков, дурно расположенных к республике, и молодых, ревностных республиканцев, но неопытных офицеров. Сражались мужественно, но не искусно. Порядок, хладнокровие, опытность и тактика англичан восторжествовали над худо руководимою храбростью. Мы потеряли семь кораблей; из них некоторые потонули, другие достались победителям, и флот наш на Океане был приведен в бездействие. Флот Средиземного моря также много потерпел от пожара в Тулоне.

          С этих пор все предсказывало потерю наших колоний: Мартиника вероломно предана была англичанам; а в Сан-Доминго два года уже бунтовали негры, свирепствовали пожары и кровопролития. Поражение Флота вмело пагубное влияние на колоши, потеря которых в свою очередь вредила флоту; потому что с этих пор мы перестали получать оттуда матросов. Едва только началась война, и торжество Англии на море было уже обеспечено.

          Между тем на севере совершались перевороты менее кровавые, но не менее важные. Слава наших успехов пробудила поляков. Королевская гвардия стала в главе возмущения. Русские прогнаны были из Варшавы, из Вильно и из большей части занятых им и областей. Косцюшко, провозглашенный генералиссимусом, успел собрать шестьдесят тысяч войска; но он должен был сражаться с тремя армиями. Екатерина послала в Польшу грозного победителя турок. Король прусский двинулся сам Варшаве, был отражен и, принужденный снять осаду, отступил к Варте. Косцюшко⁽⁹⁾ был разбит русскими и взят в плен.

          Одержав две победы, Суворов⁽¹⁰⁾ подошел к Варшаве, взял приступом Прагу, и рассеял остатки польской армии. За тем последовал окончательный раздел королевства.

          Внутренность Франции представляла еще мрачный вид, хотя сами якобинцы ⁽¹¹⁾, страшась власти Робеспьера⁽¹²⁾, казнили его с главными сообщниками, Сен-Жюстом, Кутоном и Леба.

          "Уверяют, что Робеспьер был низвергнут самою партиею террористов за то, что советовал возвратиться к менее кровавому правосудию. Роль этого удивительного человека еще худо объяснена. Едва ли разгадает ее совершенно и позднейшая история".

          Однако же, несмотря на непрочность такого управления, торжество партии умеренных успело избавить нас от двух сильных неприятелей. Наша внешняя политика, упавшая от ошибок революционного правления, начинала мало помалу оживляться. Буасси д'Англа⁽¹³⁾, в очень умной речи, выставил явное желание возврата к мыслям, более основательным, умеренным" и справедливым. Следствием этого был Базельский трактат с Пруссией и Испанией. Фридрих-Вильгельм, предвидя для себя более выгод от Польши, нежели от войны с Францией, отстал от коалиции и занялся делами Севера. Мадридский кабинет, воевавший с нами единственно из мести за смерть Людовика XVI, почувствовал наконец, что выгоды народные дороже всего, и что он, по неосторожности, сделался помощником Англии, которой первенства должен был страшиться более, нежели нас. Партия умеренных имела даже влияние на судьбу королевской фамилии. Дофин, под именем Людовика XVII⁽¹⁴⁾, томившийся в стенах Тампля, изнемог от жестокой болезни; но сестра его, ныне герцогиня Ангулемская⁽¹⁵⁾, была выдана Австрии, взамен удержанных там наших послов и депутатов, преданных изменником Дюмурье. Людовик ХVIII жил в Вероне; а брат его, граф д'Артуа, возвратившись в Англию с двумя своими сыновьями, намеревался сделать высадку в западные области, готовые поддерживать его с оружием в руках; наконец, три сына герцога Орлеанского получили от директории паспорта для отправления в Америку: старший из них, герцог Шартрский⁽¹⁶⁾, отличившийся в войне под начальством Дюмурье, жил в Швейцарии под вымышленным именем; другие два содержались в Сён-Жанском форте в Марселе.

          Таково было общее положение дел в начале 1795 года. При преобразованиях, сделанных в это время знаменитым распоряжением Обри в организации наших войск, я остался без должности. Меня причислили к генералам, служившим в Вандее; но я отказался и отправился в Париж. Здесь я мог быть полезен: Келлерман⁽¹⁷⁾ был разбит на Апеннинах, и комитет, поручив мне составить план для успешнейшего хода дел в Италии, назначил меня в военный комитет.

          Со времени покорения Голландии наши войска шесть месяцев стояли в бездействии за Рейном; но внутренние беспорядки не утихали. Якобинцы, желая возвратить власть, потерянную ими с падением Робеспьера, взбунтовали парижские предместья против конвента.

          Свирепствовавший тогда голод был предлогом их возмущения. Бунтовщики ворвались в конвент, но большая часть жителей провозгласила себя его защитниками и восстала против террористов. Республиканцы спасли депутатов от кинжалов убийц, а Пишегрю, предводительствуя отрядом войск, обезоружил мятежные предместья.

          Это возмущение подало сигнал всем южным провинциям. Роялисты, думая, что настало время действовать решительно, соединили все корпуса эмигрантов, служившие на жалованье у англичан, и посадили их на суда, чтобы под начальством графа д'Артуа сделать высадку на полуостров Киберон; но эта высадка произведена была не одновременно, в три отделения. Гош, освобожденный из темниц Робеспьера и назначенный главнокомандующим, послан был отразить неприятелей. Он был деятелен и успел принять нужные меры. Напав на первые две высадки, стесненные на узкой полосе земли, он взял замыкавшее полуостров укрепленное место Пентьевр; разгромил своей артиллерией весь отряд, оттеснил его к морю и, после кровопролитного упорного боя, заставил сложить оружие. Проконсулы конвента велели расстрелять пленных; между ними погибло до двухсот отличных офицеров старого королевского флота.

          Чудовищное правление временных комитетов не могло быть продолжительно. Из членов конвента была избрана коммисия для составления новых законов. Председатель её, Сийес, надеялся уравновесить все власти и основать избирательное правление. Им составлена была конституция III года, вследствие которой был установлен законодательный совет из пятисот членов. Все постановления, им издаваемые, поверялись и рассматривались в совете старейшин. Треть членов каждого совета должна была ежегодно переменяться; а исполнительная власть была вверена директории, состоявшей из пяти членов, совершенно подчиненных власти законодательной и избираемых на пять лет. Эти учреждения имели много преимуществ перед прежним правлением; и хотя применение их к действительности было довольно опасно, но народ, утомленный революционными бурями, видел в этой конституции последний залог своего успокоения. Конвент, опасаясь влияния своих противников в выборах, издал два постановления, по которым две трети членов законодательного совета должны были быть избраны из их среды, и родственники эмигрантов не могли участвовать в законодательстве: этим республиканская партия надеялась удержать на своей стороне большинство голосов.

          Враги конвента воспользовались ненавистью парижан к якобинцам, и возмутили чернь против этих постановлений, которые, казалось увековечивали власть конвента. Из сорока восьми частей города, более тридцати, каждая со своим батальоном национальной гвардии, вооружились против конвента и новых постановлений. Агенты роялистов, пользуясь таким расположением умов, надеялись произвести новые перевороты во Франции. Конвент решился оружием заставить народ повиноваться. Я не дать хотел отпор силе силой, вмешиваться в эти раздоры, потому что занимался гораздо более внешнею войною, нежели внутреннею политикою, и надеялся избежать участия в этом щекотливом деле. Если бы 150 000 австрийцев не стояли под стенами Страсбурга, а сорок английских кораблей перед Брестом, быть может я принял бы сторону народа; но, когда государство в опасности, всякий верный гражданин обязан действовать в духе правительства.

          Мне предложили предводительствовать войсками под главным начальством Барраса, против парижан. Как генералу, мне приличнее было начальствовать над войсками, нежели броситься в ряды черни; тем более что этого требовала польза Франции. Я согласился, и тот час же велел привезти артиллерию из Медона; у нас было пять тысяч войска и сорок орудий. Этого было достаточно для усмирения беспорядков, но не для действий против национальной гвардии, хорошо устроенной и снабженной артиллерией. К нам присоединилось еще 1500 патриотов, разделенных на три батальона.

          13-го вандемьера (4-го октября) народное ополчение двинулось против конвента. Одна из колонн, выйдя из улицы Сент-Оноре, на погибель свою, атаковала нас. Я открыл огонь из орудий и, обратив ее в бегство, преследовал до церкви Св. Роха. Улица была так узка, что можно было выдвинуть только одно орудие, и несколько выстрелов совершенно рассеяли толпу. В полчаса все было кончено. Та же участь постигла колонну, шедшую через королевский мост.

          Это происшествие, ничтожное само по себе и стоившее менее двухсот человек с каждой стороны, имело важные последствия: революция не могла уже утихнуть. Я, разумеется, остался приверженцем той стороны, за которую сражался. Ничтожный успех в этом деле доставил мне чин дивизионного генерала и увеличил известность мою. Победители опасались своей победы, и удерживали меня против воли в столице.

          Я тем более досадовал на свое невольное бездействие в Париже, что армия наша на Рейне терпела страшные неудачи от измены Пишегрю. Победитель Голландии, недовольный республикой, вступил в переписку с эмигрантами. комитет вручил ему главное начальство. Журдан перешел Рейн в Дюссельдорфе для обложения Майнца. Пишегрю, командовавший десятью дивизиями на верхнем Рейне, переправил только две из них в Мангейме, и двинул их отдельно на Гейдельберг между двух австрийских армий Вурмзера и Клерфе; дивизии эти были разбиты и отброшены в Мангейм. Клерфе, соединив тогда значительные силы, атаковал левое крыло Журдана и заставил его перейти обратно Рейн, при Нёйвиде. Австрийцы двинулись потом из Майнца против трех других дивизий, составлявших левое крыло Пишегрю, атаковали их укрепленные линии и отбросили к Вейсембургу. Журдану оставалось одно: отступить к Гундсрюку, на соединение с рейнской армией; но она была уже оттеснена к Ландау.

          В Италии мы были счастливее. Шерер, направленный туда с частью пиренейских победоносных войск, привел в исполнение план, составленный мной, когда я еще был членом военного комитета. Блистательная победа при Лоано осуществила мои предначертания; но ей не умели вполне воспользоваться, хотя она и передала во власть нашу часть апенинского хребта до Савоны и истоков Бормиды.

          Новая директория образовалась. Необходимость назначить в число членов её человека, способного управлять военными действиями, заставила избрать Карно. Благодарность за происки ввели туда Барраса⁽¹⁸⁾; Рёвбель⁽¹⁹⁾ избран был людьми, считавшими себя политиками; случай назначил остальных членов. Странно было только то, что. Сийес⁽²⁰⁾, основатель этой новой власти, не был в числе директоров.

          Пребывание мое в Париже становилось для меня несносно; я с нетерпением ждал нового правительства, которое бы дало новую пищу моей деятельности. В это время познакомился я с вдовою Богарне⁽²¹⁾, умною, любезною женщиною, из хорошей фамилии. Я скучал в обществе женщин, не сообразном ни с моими наклонностями, ни с характером, и чувствовал себя в нем связанным; но мне нужно было иметь супругу, и я решился вступить в брак с Жозефиной."Когда отбирали оружие у жителей Парижа, после 13-го Вандемьера, Жозефина должна была отдать шпагу генерала Богарне, и прислала потом за ней пятнадцатилетнего сына Евгения⁽²²⁾. Сын рыдал, принимая из рук моих шпагу своего несчастного отца; я был тронут и пошел сам к его матери. Узнав, я полюбил ее; вот достоверное начало наших отношений, о котором писала столько нелепостей".

          Я имел случай говорить с Карно, объяснил ему прежние мои предположения касательно Пьемонта, отвергнутые комитетом в 1794-м году относительно покорения Италии, по начертаниям которых действовал Шерер⁽²³⁾. Карно одобрил их и имел случай оценить мои способности.

          Главное начальство над внутренними войсками могло бы меня довести до предводительствования действующей армией, если бы я успел внушить к себе доверие правительства. Жадный к славе, я обозревал положение Франции и Европы, и старался, посредством сношений моих с директорией и министрами, свыкнуться с новыми соображениями нашей политики. Австрия, Англия, Германия, Сардиния, Россия, Неаполь, Папа были в союзе против нас. Пруссия и Испания несколько месяцев тому назад заключили с нами договоры в Базеле; но двусмысленное их отношение к Франции ограничивалось только строгим нейтралитетом. Швеция и Дания устояли против наущений лондонского кабинета и не нарушали прав мореплавания. Самостоятельность Польши пала: в мае месяце свершен был окончательный раздел этой страны. Оттоманская Порта была в это время чужда событиям Европы. Португалия, данница Англии, участвовала в экспедиции против Тулона и в войне испанской, в Пиренеях; но, после базельского договора, намеревалась уже отступиться от союза, в котором нашла одни потери, без всякой надежды на вознаграждение.

          Цветущая колонии нации в Сан-Доминго пылали пожаром возмущений; Мартиника была в руках англичан. Флот наш был почти уничтожен от поражения, понесённого при Уэссане, от эмиграции лучших офицеров и от постыдной сдачи Тулона. В Индии мы потеряли последний пункт, Пондишери, сохранили только одного старого союзника Типу-Саиба, султана Мизорского⁽²⁴⁾, грозного противника могущества англичан.

          Таким образом мы должны были вести двойную войну: и на море, и на твердой земле. Австрия, казалось, готова была следовать примеру Пруссии, и заключить мир, потому что значительные приобретения, сделанные ей в Польше, могли вознаградить ее за понесённые неудачи. Если она и продолжала военные действия, то уже не столько по первоначальным причинам войны, сколько из надежды возвратить Нидерланды.

          Декретом конвента положено было окончательное присоединение Бельгии к Франции. Кабинет венский тем менее расположен был согласиться на это, что измена Пишегрю подавала ему надежду вытеснить нас из Бельгии.

          Военные неудачи на Рейне дали такой оборот действиям Германии, что уже нельзя было надеться предписать мир Австрии и принудить ее уступить Бельгию. Война в Германии не имела столь непосредственного влияния на двор Венский, чтобы заставить его отказаться от этой важной страны, которую он надеялся возвратить с помощью Англии, старавшейся, может быть, больше императора, лишить нас этих приморских областей. Итак, нам оставалось одно средство: вторгнуться в Италию и нанести непосредственный и сильный удар Австрии в её ломбардских провинциях. Сверх того нужно было привести в страх и мелких владельцев Италии, составивших союз против нас. План этот был тем естественней, что предложения, сделанные Туринскому двору через посредство Испании, обнадеживали союз наш с королем сардинским.

          Директория могла приобрести общую доверенность только успехами. План мой, сам по себе весьма простой, обещал ей блистательные победы и заслужил всеобщее одобрение. Меня назначили главнокомандующим итальянской армии, чтобы привести его в исполнение.

          Решено было, чтобы я, движениями моего праваго фланга, старался чрез Монферрат спуститься в Ломбардию и все силы свои устремил на австрийцев с целью отклонить Пьемонт от союза с ними. Вновь образованные наши войска в Германии должны были с конца апреля действовать наступательно и стараться перейти Рейн. Журдан командовал 70 000 на нижнем Рейне, а Моро почти такими же силами в Эльзасе; первый должен был блокировать Майнц 30 тысячами и двинуться во Франконию с остальными 40 или 45; второй должен был прикрывать Мангейм и идти в Швабию; им предположено было соединиться посреди Баварии; я же должен был двинуться на Эчь (итал. Adige, нем. Etsch, лат. Athesis - река в Северной Италии), если бы победами своими успел отторгнуть Пьемонт от коалиции, или, в случае несогласия на мир короля Сардинского, свергнуть его с престола. Директория дала мне прекрасные наставления в этом роде; но они были только копией с собственных моих планов, составленных несколько месяцев тому назад для комитета.

На главную